Его история в "Роме" заканчивается плохо, как и у Тотти, Де Росси, Флоренци. И на это оказал влияние и сам город.



Эдин Джеко может уйти из "Ромы". Снова. А "Рома" может снова потерять своего капитана. Из "Ромы" снова может уйти игрок, который, казалось, решил здесь остаться. Снова. А "Рома" может быть вынуждена опять начинать всё сначала. Один известный физик, ставший знаменитым, благодаря высунутому языку и революционной теории, сказал, что безумие состоит в повторении одного и того же действия до тошноты, каждый раз в ожидании другого результата. Вот она, картина тошноты римских тифози перед очередным повторением одного и того же: сначала Тотти, потом Де Росси, вчера - Флоренци, сегодня - Джеко. Каждые шесть месяцев, ну максимум двенадцать, всё начинается сначала. В теории каждая итерация процесса приближает к желанному результату, но что происходит, когда желаемый результат не ясен? В Риме, похоже, застряли в бесконечной петле, охваченные убеждением, что успех постоянно находится на удалении: с уходом Тотти мы избавимся от груза ностальгии; освободившись от Де Росси, освободились и от провинциализма, столько раз мешавшего нам достичь цели; уйдёт Флоренци и уйдёт эта неудобная "романитà" с её забегами на трибуну, чтобы обнять бабулю, что ставит нас в смешное положение на международной арене; уйдёт Джеко и уйдёт спесь, которая рискует поставить под сомнение авторитет тренера-менеджера. Но, убрав всё это, что остаётся?

Есть подозрительная жестокость в том, как "Рома" вела и ведёт себя в таких ситуациях. "Рома" издавна была предметом рассказов, представляющей её как сентиментальную и ностальгическую провинцию, кусочком экзотической страны в мире футбола, стремящегося к глобализации; неторопливым и снисходительным местом, какие уже неприемлемы в мире команд-фирм, этаким местом для футбольных теленовелл, сделанных из предательства, лжи, переосмысления, примирения и любви. В сегодняшней "Роме" тревожно за то, что стремятся забыть прошлое: в "AS Фирма" больше нет романизма, оправдывающего преференции и особое отношение, больше нет сотрудников, которые могут позволить себе мешать руководству, а в руководстве нет директора, которому разрешено не достичь поставленной цели на следующий квартал. Нет больше времени на требования Тотти, на сомнения Де Росси, на фрустрации Флоренци и на плохое настроение Джеко.

Но несмотря на усилия всё изменить, всё остаётся, как было: "Рому" собирают и разбирают, команда то становится большой, то уменьшается; её выстраивают и разламывают раз за разом, и остатки того, что было, занимают так много места, что его уже не остаётся для того, что будет. "Рома", как "Рома". Сколько раз за последние десять лет "Рома", как "Рома", начинала всё с начала? Чем тогда объясняется эта тревожная остановка всегда в одном и том же месте, всегда в один и то же момент? Как можно принимать весь этот ужас, что всё это уже было и будет опять? Как выйти из этой истории, которая сначала трагедия, потом фарс, снова трагедия и снова фарс?

Жан Кокто* говорил о Риме так, как говорят о кладбище: "Рим, много раз погребённый и раскопанный, продолжает своё величественное погребение. Здесь нет ничего, что не склоняется, не поддаётся, не сжимается и не роет собственную могилу". В последние годы "Рому" продавали вместе со всеми теми особенными людьми, что носили её майку. Джеко - всего лишь последнее (и вместе с тем очередное) повторение этого цикла и, возможно, самое непостижимое, потому что на этот раз всё казалось сделано правильно: хозяин новый (иностранец), тренер-новатор (иностранец), команда молодая и интересная, капитан вежливый в манерах и опытный на поле (и тоже иностранец). Джеко казался правильным человеком в очередной (последней?) перестройке, ценимый за свои сто с лишним голов в жёлто-красной майке, но любимый прежде всего за то, что сначала отказал "Челси", потом "Интеру" и, наконец, "Ювентусу". С другой стороны, забитые голы говорят "только" о его силе, а вот отклонённые предложения говорят о том, насколько он дорожит "Ромой" и Римом.

Но и на этот раз свершилась трагедия и повторился фарс: повторилось поражение 1-7, повторился матч, проигранный два раза, сначала на поле, затем в кабинете. И также на этот раз были взрывы в раздевалке, отдельные тренировки, не вызовы на матчи и отказ отвечать на неудобные вопросы на пресс-конференциях. Между обретённым вновь самоуважением и нервным кризисом есть домашнее поражение от "Специи" и одна лишняя замена, между выходом на поле с капитанской повязкой и просмотром игры по ТВ есть одно лишнее слово. С другой стороны, история "Ромы" - это история неконтролируемых, неудержимых, невозможных вспышек. А мы всё каждый раз удивляемся, как достаточно одной искры, чтобы полыхнуло ("You can't start a fire without a spark… Dancing in the dark" - неплохой новый гимн для "Ромы").**



Иногда "Рома", как "Рома", кажется уже неспособной жить спокойно, наслаждаясь безмятежностью. В фильме "Дольче Вита" Магдалена говорит Марчелло, что хочет уехать из города и никого не видеть. Марчелло отвечает ей, объясняя, почему ему так нравится Рим: "Это же джунгли, спокойные и равнодушные, здесь можно так хорошо спрятаться". Рим, как Рим, сегодня - это кипящая и хаотичная пустыня, в нём негде укрыться от жары и некуда сбежать от шума, всё на виду, всё известно, больше не скрыть секретов и не спрятать проблем. Это город, в котором тренер и футболист, директор и президент больше не могут ссориться без того, чтобы затем не слышать своих собственных слов на радиоволнах, теперь это место враждебно футбольной жизни. Может быть в Риме, как в Риме, любой, кто пытается взять власть в свои руки (мэр или тренер, генеральный менеджер или спортивный директор - не так важно) обречён на поражение, потому что нельзя быть незамеченным, неслышимым, игнорируемым. Элиас Канетти*** писал: "Секрет кроется в самом сокровенном ядре власти", и без одного нет другого - нет успеха без власти.

Возможно, оставаться в Риме, как в Риме, невозможно, потому что это вызов инстинкту самосохранения. Любить Рим означает сдаться и поддаться силе, тянущей к себе, тянущей вниз, к прошлому. Принять Рим означает поддаться той силе, что склоняет тебя, заставляет сдаться и сжаться: "Рим - это наркотик, а я - наркоман. Если Рим - болезнь, то я болен". - говорит Никола Ладжойя****. Город, который не судит, но оправдывает, выродился в город полной снисходительности, в место опьяняющей свободы, превращающий любого, кто останавливается здесь, в более свободную (и значит, неконтролируемую) версию самого себя; в место, где логика кажется менее строгой, чем где-либо ещё" в точку реальности, ускользающую всё дальше и дальше от самой реальности; в часть мира, которую невозможно понять из хроник новостей (потому что в новостях всё кажется невероятным) и которая остаётся познаваемой только в романах (потому что в романах всё достоверно).

Даже такой спокойный, уравновешенный и тихий парень, как Эдин Джеко, превратился здесь в бунтовщика, с которым обращаются, как с малолеткой. Возможно, проблема "Ромы", как "Ромы", находится в этом: это город, это место, в котором никто не остаётся похожим сам на себя. Всё остаётся на месте в мучительной вечности, которой можно поддаться и стать её частью, или сбежать, хлебнув разочарования.

Франческо Джерарди, Rivistaundici

 ***

* Жан Кокто - знаменитый французский писатель, сценарист и кинорежиссёр.
** Знаменитый хит Леди Гага.
*** Элиас Канеттиисатель, лауреат Нобелевской премии по литературе.
**** Николо Ладжойя - итальянский писатель.