Есть Рим внешний. За окнами, за террасой: там собор Святого Петра и замок Сант-Анджело, здесь площадь Навона. Есть внутренний Рим: дома, в голове, в словах. Даже мир. Как снаружи, так и внутри: здесь то, что видно; там то, что могло бы быть видно или что еще можно увидеть. И есть время: Даниэле Де Росси говорит более двух часов. О том, что внутри, о том, что снаружи: о Риме, о мире, о своей жизни. Далее о футболе, о прошлом, о партнерах, об этом городе, тренерах, других городах, о будущем, о личных переживаниях. «У меня всё хорошо, я счастлив. В этом году я снова начал полностью ощущать себя футболистом. Футболистом высокого уровня. Настоящим».

Что же произошло?

Сначала упала эффективность. Я не был уверен, что мои физические кондиции соответствуют уровню итальянского и европейского футбола. Затем, отчасти из-за моего упрямства, во многом из-за чемпионата Европы и отборочных матчей к Евро под руководством Конте и всей той работы, которую проделал Спаллетти, всё стало несколько проще. И потом, я же не игрок а-ля Месси…

В каком смысле?

Я не один из тех игроков, которые, если они в форме, могут в одиночку сделать результат, а даже если не могут, в любом случае играют ощутимую роль на поле. Мне нужно быть в хорошей физической форме, чтобы играть в свой футбол, но также нужна команда, которая меня поддерживает. Я – одна шестеренка, которая вносит свой маленький вклад в то, чтобы всё работало. И вот появляется Конте, правильно тебя мотивирует, когда всё идет не очень здорово. Евро проходит должным образом, хотя и плохо заканчивается, но в любом случае это было достойное выступление. И понимаешь, что на таком уровне ты ещё можешь играть и даже хорошо. Потом "Рома" начинает новый сезон; всё идет хорошо как с позиции личного выступления, так и команды, и это подтверждает, что ты ещё отличный футболист.

Ты говорил о заключительной фазе карьеры…

Потому что в какой-то момент приходят мысли о завершении. Кто-то хочет закончить рано, кто-то в 40 лет. Я думаю, что хочу сделать что-то среднее. Хочу завершить с достоинством. Если увижу, что мои кондиции больше не соответствуют тому, чтобы поддерживать темп партнеров, повешу бутсы, но сделаю это не как акт самобичевания, а просто, в порядке вещей. Но сейчас я еще чувствую в себе силы, ощущаю себя настоящим футболистом.



Ты меньше забиваешь, чем раньше. Тебе этого не достает?

Нет. В чемпионате в прошлом сезоне я забил "Эмполи" и сделал дубль в Лиге чемпионов в Леверкузене. Полагаю, здесь разные причины, и среди них то, что я теперь играю больше из глубины метров на двадцать по сравнению с сезоном, когда забил больше. Был год, когда мы чуть не выиграли скудетто с Раньери; тогда в чемпионате, Кубке УЕФА, Кубке Италии я забил дюжину. Но голов не хватает, только если смотреть на статистику, потому что когда я начинал, было всегда 6, 6, 7, 6, 7…

На снимках из прошлого твое ликование после голов всегда было яростнее по сравнению с тем, как это происходит сегодня. Это случайность или есть какая-то причина?

Возьми празднование в прошлом году в Леверкузене после второго гола, который сравнял счет после того, как мы проигрывали, пропустив два мяча за пять минут. Это было прямо как в молодости. Зависит ещё от того, сколько ты забиваешь и какие это голы. В последнее время это не те голы, после которых рвешь майку, как Халк… Хотя, конечно, раньше я был повзрывнее во всем, не только на поле, но иногда даже и за его пределами. Будь я таким же, как в 25–26, меня бы это заботило, хотя я был отличным игроком, но немного другим, не таким, как теперь. Не знаю, насколько лучше или хуже, но именно другим.

Как это объясняется?

Сейчас я больше читаю, у меня за плечами есть жизненный опыт. Когда тебе 23–24 года, плюс весь тот заряд, который дает тебе эта работа, этот город и любовь к этой команде, которая всегда у меня была. Конечно, иногда я был неуправляемый, но всем этим набором эмоций нелегко было управлять. Когда забиваешь, всё взрывается.

«С годами мания имиджа проходит. Это нормально, что молодежь озабочена такими вещами, а более зрелые люди – нет»

На видео в нескольких матчах видны щитки с эмблемой "Остиамаре" (футбольная команда из Остии, родины Даниэле – прим). Это ещё есть?

Есть, хоть я несколько отошел от этой темы. С годами мания имиджа проходит. Я считаю, что некоторые вещи становятся частью, в особенности частью жизни, карьеры. Это нормально, что молодежь озабочена такими вещами, а более зрелые люди – нет. Я не согласен с игроками, которые в конце карьеры чувствуют себя далекими от сегодняшнего футбола. Иногда я слышу, как говорят, что молодые футболисты сейчас думают только о том, чтобы носки подходили к бутсам или об имени на бутсе. Что за бред? Когда мы начинали, мы тоже были другими. Прошло двадцать лет, и всё изменилось. Сейчас двадцатилетний паренек приходит в первую команду, а у него уже поклонников больше, чем у Месси. Больше внимания – это нормально. Когда я был молодой, те, кому было 35 мне говорили: “Сейчас не так, как в моей молодости”. Всегда так было и всегда так будет.

Футбол не изменился?

Меняется мир, не только футбол. Возьми молодых игроков. Меня иногда раздражает, когда я вижу, что они делают. Они ведут прямую трансляцию в Instagram из раздевалки перед матчем, и я бы за это врезал бейсбольной битой по зубам. Но им 18, а через двадцать лет найдутся те, кому будет 18 и которые будут делать все по-другому, и тогда они им скажут: “Когда мы были молодыми, у нас был Де Росси, он бы нас на куски порвал, если бы мы так поступили”. Иногда мы, футболисты, занимаемся по сути популизмом, произнося такие фразы: “То, что мы делаем – это не работа; настоящие герои те, кто в 5 утра каждый день встаёт на работу”… Да, это так, ну ладно, хватит об этом.

Ты всегда считал, что против футболистов существует некий предрассудок, что они слишком богаты и что они получают много денег слишком рано?

Я не могу изменить мнение. Ты получаешь персональную оплату за игру, у тебя и у твоих партнеров определенные доходы. Это такие же инвестиции, как и другие, ну, почти. Слишком много зарабатываем? Да, но это зависит от того, как на это посмотреть. Возможно, родись я в Америке, играл бы в бейсбол и зарабатывал бы ещё больше. И опять, слишком много зарабатываем? Да. Зарабатываем много, потому что занимаемся важным делом? Да. Легко столько зарабатывать? Нет.



Каким был Даниэле в детстве?

Счастливым. Я ни в чем не нуждался, но и не купался в золоте: мой отец играл в футбол в Серии C, мать была секретарем президента Eni (Ente Nazionale Idrocarburi – крупнейшая итальянская нефтегазовая компания – прим.). Впервые я испытал шок в 6,5 лет, когда появилась моя сестра, а другим небольшим потрясением было постоянное перемещение за моим отцом. Мне это очень сильно не нравилось; шрамов от переездов у меня нет, но мне приходилось переезжать в разные места, где всегда был другой диалект. Помню первый день в школе в Римини. Папа играл в Сан-Марино, а мы жили в Римини. Мы пошли поговорить на счет школы, и нам сказали, что дети в классе должны носить фартуки, красные или синие. Мама мне купила один красный и один синий. В первый день говорит: “Какой мы сегодня наденем? Давай наденем фартук в тон твоей одежды” и выбирает красный. Я пошел в школу, у меня тогда были длинные светлые волосы. Захожу и вижу, что красные фартуки носят девочки. Я был маленький, мне было всего 6 лет, но я это помню как сейчас, надо мной даже камни смеялись. Это был шок, но сейчас вспоминаю с любовью. В действительности, когда я думаю о детстве, то думаю только о счастье. И о том, что рано начал играть с мячом.

Остия – что это для Де Росси?

Это место, куда я приезжаю, чтобы почувствовать себя в безопасности. Но мне очень хорошо и в Риме. Многие задаются вопросом: как у тебя получается жить в центре? Для меня нет никакой разницы: тут полно туристов, а римляне, которые здесь живут давно, меня хорошо знают. И все же Остия для меня – нечто большее, это колыбель, моё место. Чувствую себя здесь как дома, под защитой. Я возвращался сюда в самые важные моменты своей жизни.

Когда ты стал понимать, что можешь стать большим игроком?

В детстве я был ещё немного растерян, мне очень нравились волейбол и баскетбол. Был уверен, что стану спортсменом, но нужно было определиться.

В молодежке "Ромы" или уже раньше?

Я не был парнем, который верил, что всё это могло бы со мной произойти. Надеялся на это и работал. Всегда делал то, что мне нравилось. Ради футбола приходилось и жертвовать тоже, но что такое жертва? Выйти из школы, на лету съесть булочку с брезаолой и бежать на тренировку, а потом вернуться домой, сделать уроки и заснуть как убитый? Нет. Я делал это не потому, что была перспектива стать футболистом, а потому, что нравилось. В первые годы я мало играл в "Роме", не был игроком основы; во мне не угадывалась звезда и будущий капитан. Даже был готов сменить обстановку и уйти: если я играю мало и мне это не нравится, что я тогда здесь делаю? Я не был рожден для этого. Я читал "Откровение", книгу Андре Агасси. Его отец сразу дал понять, что он должен был стать теннисистом и чемпионом. И он им стал.

«Я даже был готов сменить обстановку, уйти из "Ромы": если я играю мало и мне это не нравится, то что я тогда здесь делаю?"

А твой отец что говорил?

В моем доме всегда было очень спокойно. Возможно, потому, что отец сам был футболистом и устроил всё именно так. Он знал, что отцовские желания не помогут тебе в игре, не сделают тебя лучшим игроком.

Если я скажу "Ареццо" – "Рома", о чем ты подумаешь?

Я помню, как мы разминались с одним из моих лучших нынешних друзей Эммануэле Манчини. Мы тогда проигрывали 0-1 и вот слышим: “Выходи!”. Эммануэле думал, что это ему, а это сказали мне. Я выхожу на поле, делаю одну или две передачи, меняю игру, и команда выигрывает 2-1. Но еще ярче я помню, что в том матче был несправедливо удален наш капитан. При счете 2-1 мы оборонялись почти до последней минуты, когда центральный защитник ошибся в передаче. Я догоняю соперника, выходившего к воротам, хватаю его и сбиваю, арбитр свистит фол, но не удаляет меня, потому что он явно ошибся до этого. И вот: я выхожу, меняю игру, не получаю дисквалификацию, в то время как мой партнер получил, и именно с той игры я занял его место в центре поля. С тех пор тренер больше меня не убирал. Это был Мауро Бенчивенга. Я ему очень обязан тем, что он раньше всех понял, какова моя позиция на поле, даже раньше меня.



И какой стала твоя роль с тех пор?

Полагаю, треквартиста или широко слева. Я не был очень быстрым, но крепко стоял на ногах, умел держать мяч, пасовать. Я вышел на поле, и тогда тренеру показалось то, что вы видите сейчас: своевременные подключения. Это у меня было всю карьеру: я хорошо подключался и забивал.

На тридцать метров ниже, и рождается Де Росси…

На той позиции перед защитой я стал играть постоянно. Сначала я был, как гибрид. Однажды Уголотти, тренер, у которого я играл мало, сказал на тренировке: “Защитники идут туда и делают то-то, полузащитники идут с тренером по физподготовке, нападающие идут со мной”. Потом поворачивается, видит меня и выдает: “И ты сейчас меня спросишь, а я, мне-то куда?”. Не было ясно, был ли я защитником, полузащитником или нападающим. Меня поставили перед линией обороны, и больше я не уходил оттуда.

В рейтингах по количеству игроков, вышедших из молодежного сектора команды, "Рома" находится в десятке в Европе и занимает первое место в Италии…

"Рома" всегда старалась растить таланты дома. Может быть, из-за давления тифози, с детства мечтающих играть в "Роме". А может, повлиял тот факт, что были времена, когда клуб не был так силён в финансовом плане, из-за чего воспитывать собственных игроков стало необходимостью. Зато потом это стало гордостью. Здесь умеют работать с молодежью. Бруно Конти многие годы проделывает великолепную работу. Плюс мальчишки, тренеры, персонал, та же Тригория – это то, что тебе помогает. Сегодня это превосходный центр, и попасть сюда – настоящая мечта.

А что такое Тригория?

К этому месту я испытываю невероятную любовь. При мысли, что однажды оно перестанет быть частью повседневной жизни, мне становится плохо. Возможно, Тригория будет присутствовать в моей жизни в каком-то другом качестве, я не знаю. Но если начинаю думать, что не смогу больше видеть каждый день всех, кого знаю: Роберто Поррека, кладовщика, который здесь еще с тех времен, когда я был в молодежке; или парней из бара, которые много раз готовили мне завтрак... Они мне, как бабушка, мама и жена вместе взятые. Так вот, если начинаю об этом думать, становится как-то не по себе. Однажды летом я пришел освободить свой шкафчик, потому что думал уйти. По пути, между улицами Тригория и Лаурентино, у меня наворачивались слезы.

Продление контракта – это постоянная мысль?

Нет. Это то, что рано или поздно мы обсудим с клубом, но я об этом не думаю. И я решил про это не говорить. Хочу поиграть еще немного.

«Мне хотелось бы посмотреть, как живется в других местах. Я всегда делал осознанный выбор, хотя кто-то и считает это безрассудством»

Даже не сомневаешься?

Может быть, на один процент из ста. Но лучше вернемся к тому, о чем говорили раньше. В том году у меня было четыре растяжения; если и в этом сезоне меня будут преследовать травмы, то, учитывая ту страсть, с которой я играю, придется задуматься над тем, что я буду делать в жизни, когда закончу карьеру футболиста.

Какие есть планы?

Самые простые. В первый год много путешествовать вокруг света с детьми. Я говорю банальности, но путешествия меня захватывают…

Это единственное разочарование от того, что ты остался в Риме? Не увидел другие места?

Да. Я не жил в атмосфере другой страны, как внутри стадиона (я об английских и испанских аренах), так и за пределами футбольного поля. Мне хотелось бы посмотреть, как живется в других местах. Я всегда делал осознанный выбор, хотя кто-то и считает это безрассудством. Напротив, осознавал, что в профессиональном плане эти решения были “ошибочные”.

На эти решения влияли другие ценности?

Не слишком. Этот выбор читался и виделся как большой альтруизм, любовь к футболке, к тифози. Но это одна сторона истины. Другая – то, что мой выбор был большим эгоизмом, потому что мне нужно было играть именно за "Рому". Играть в этой футболке – физическое и эмоциональное удовольствие для меня. Обычно в последней домашней игре на Рождество игроки думают, что с финальным свистком начинается отпуск. Я же в те моменты выходил на поле с блестящими от слез глазами. Смотреть вокруг и думать, что это твой последний матч на Олимпико… Со мной что-то произошло, и я понял, что без этого я просто не могу. Жить без "Ромы" было бы хуже, чем не принять участив в матче "Реал Мадрид" – "Барселона" или не сыграть на самых красивых английских стадионах, не выиграть каких-то трофеев. По крайней мере я так думал, хотя у меня никогда не будет возможности это опровергнуть. Я живу в постоянных перипетиях между желанием увидеть новое и необходимостью быть здесь. Но в 33 года я пришел к спокойствию и в том, что не так много выиграл, и в том, что мало путешествовал.



Парадокс: быть чемпионом мира и не стать чемпионом с "Ромой".

Это парадокс времени, потому что я выиграл в 22 года. Если выигрываешь в 27, это другое, а в 22 – означает ударно начать и получить большие ожидания. Всё случилось очень быстро: сначала чемпионат Европы до 21 года, потом бронзовая медаль Олимпиады, а потом в 22 года... бум – и ты уже чемпион мира. Это стало, пожалуй, некоторым мошенничеством: не продолжать побеждать, так как этого все ждали. У меня тогда телефон просто разрывался, каждый день была новая команда. Мне говорили: “Этот тренер хочет с тобой поговорить, этот президент даст тебе чистый лист для контракта, ты сам впишешь цифру и придешь, когда захочешь”. Я тогда жил, как знаменитость, но в итоге возникло сильное ощущение, которое подтолкнуло меня к пониманию того, что, возможно, я бы плохо пережил разрыв с "Ромой".

Читал: “Де Росси хочет завершить карьеру в "Боке”. Почему?

Я никогда не говорил, что хочу закончить карьеру в "Боке". Я говорил, что мне бы хотелось играть за "Бока Хуниорс" – может, и в 20 лет, и в 30, и в 35. Это одно из моих желаний, которое было всегда. Я хотел бы выйти на поле в матче "Бока" – "Ривер" на Бомбонере. Это то, что у меня могло бы быть в карьере, так же, как мог быть финал Лиги чемпионов или Суперклассико. А может быть, и то, и другое. Если бы я сделал другой выбор, то мог принять участие в таких матчах. Но "Бока" – это совсем другое: дух захватывает, когда вижу стадион. Он самый красивый в мире. Я был страстным поклонником Бомбонеры, когда был маленьким и смотрел голы на видео. Невероятно. И потом Марадона.

Марадона?

Он особенный. У меня было много кумиров: мне нравились Ромарио и Стоичков, нравились нападающие, потом с изменением моей роли поменялись и кумиры.

А Фёллер? Есть одно фото из 90-х, где ты ребенком в футболке "Ромы"…

Я с ума сходил от Фёллера. На фото я дома в той футболке, со светлыми волосами и стрижкой под каре. Это было детская футболка "Ромы", настоящая, но тогда их в магазинах не продавали. Заполучить такую было нереально – это мечта. Она была без номера, и моя тетя, которая была портнихой, пришила 9-й номер Фёллера. Было видно, что это самоделка, но я был без ума от счастья, ведь у меня была игровая футболка "Ромы", да ещё с "девяткой" Руди Фёллера.

И каково было повстречаться с ним в качестве тренера "Ромы"?

Я познакомился с ним раньше, Себино Нела брал его с собой в купальни в Остии на море, куда и я хожу. Это невероятный человек, очень образованный и располагающий к себе. Он поразил меня своей простотой в общении. Я никогда не впадал в ступор, обожая своих кумиров, никогда не просил фото. Такое случилось только один раз.

У кого?

У Роя Кина. Это было на "Крэйвен Коттедж", после товарищеской игры с Ирландией перед чемпионатом мира 2014 года. Он тогда был помощником тренера сборной Ирландии.

Никогда не думал, насколько сложно быть футболистом в Риме?

Рим дает тебе много прекрасного, но также много моментов, когда ты думаешь: кто меня заставляет это делать? Тот, кто говорит тебе, что никогда так не думал, лжёт. Это большая ложь, в Риме такие моменты ещё как случаются, причем иногда заслуженно.

Какой был лучший сезон Де Росси?

На днях один мой друг спросил меня, был ли это лучший мой сезон? Не знаю. Думаю, что первые семь-восемь лет я играл на очень высоком уровне. А вот какой был худший, знаю точно – при Земане. Это был очень трудный сезон для меня, я впервые стал играть меньше, перестал чувствовать себя незаменимым.



Это было только профессиональное или ещё и личное разочарование?

Я в своей профессии эти вещи не разделяю. В трудные моменты проявляется смысл таких избитых слов, как лидер, профессионал, человек. Легко быть лидером, когда играешь в основе, являешься капитаном, проводишь хороший сезон. Серьёзный человек остается позитивным, даже когда всё идет не очень здорово, как у него самого, так и у команды.

Скамейка всегда переживалась только как выбор тренера?

Да. Тренер за годы зарекомендовал себя как порядочный человек. Некоторый стороны его характера не нравились всей команде, но она всегда билась за него до последней секунды, хотя многие в Риме говорили обратное. Мы играли во Флоренции в Кубке Италии, и каждая газета, каждая радиостанция, ТВ-передача и даже кое-кто в клубе давали понять, что если не победим, тренера уволят на следующий день. Я был на поле в тот день: мы мучились, потому что "Фиорентина" была очень сильна, но мы выдержали 120 минут и прошли дальше. Если команда хочет сдать матч, особенно против сильного соперника и без многих игроков основы, то она не бьется так долго.

А бывают команды, которые играют против тренеров?

Я в это не верю. Изнутри я никогда не видел игроков, которые бы гребли против.

А "Лестер" в этом году не вызвал сомнений?

Сомнения всегда могут быть, но я продолжаю думать, что это только внешнее восприятие. Я живу внутри футбольного мира и в это не верю. Более странным было то, что они сделали в прошлом году. Это было восхитительно, мы все настолько были увлечены, переживали так, как если бы мистер Раньери был здесь, в "Роме". К счастью для него, в этот раз всё получилось, он прошел в дамки. И сообщение, которое я ему отправил, касалось именно этого…

То есть?

Что я бы предпочел, чтобы он проиграл последний чемпионат с "Лестером" и выиграл тот, с "Ромой". И может быть, он тоже предпочел бы именно такой вариант.

Однажды Раньери сказал, что один из самых трудных моментов в карьере, когда он одновременно усадил на скамейку Тотти и Де Росси в дерби.

Это была очень деликатная игра для всех, особенно для него. Апрель 2010 года, мы проигрываем 0-1, я на карточке, и в перерыве он убирает нас обоих. "Лацио" играет жестко, атакует, и им ставят пенальти: Флоккари бьет, а Жулио Серджио парирует. Это переворачивает игру, и мы выигрываем 2-1. На следующий день тренер сказал: “Если бы они забили пенальти, без вас двоих и с проигранным дерби я бы ушел в полночь со стадиона”. Он крутой, потому что говорит такие вещи и не делает себе скидок. Тут требуется храбрость, а держать на поле Тотти и Де Росси в дерби легко.

А Земан держал на скамейке только Де Росси.

Был один игрок, которого я считаю хорошим, – Таксидис. Он очень нравился Земану, и тот видел его более подходящим для своей игры. Я всегда играл в основе при разных тренерах, даже не в лучших кондициях, и должен был встретить того, кому бы не так нравился. Это нормально, не думаю, что тут есть что-то ещё. Я не считаю, что Земан непорядочно поступал. Его карьера говорит за него, он часто показывал свою честность и прямоту. Не вижу причин, чтобы он как-то скомпроментировал себя. Да, для меня это не был легкий период, но полагаю, что и для него тоже.

«Часто, когда игроки говорят, они нагоняют на меня тоску. Многие, кого я считал интеллигентными, интересными людьми, после пары интервью мне надоедают»

Почему?

Ему постоянно приходилось отвечать на провокационные вопросы, ведь почти на каждой пресс-конференции его спрашивали: почему не играет Де Росси? Почему вы предпочитаете Таксидиса? Иногда он отвечал: “А что, кто-то покупает Де Росси? Куда он денется? Кому он нужен? Ему 30 лет, его никто не возьмет”. Я молчал весь год. Возможно, надеялся на проявление командного духа. Oк, тебе не нравится, как я играю? Я тренируюсь, работаю, не разговариваю, помогаю тебе в команде, а ты не нападай на меня в интервью. Тогда я пришел к пониманию, что быть тренером – как играть в казино. Он единственный, кто вынужден говорить всегда: перед матчем, после матча, пару раз на неделе, иногда, может быть, и по твоей вине…

Но почему Де Росси говорит так мало?

Потому что мне очень нравится футбол, мне нравится мой мир. Я много наблюдаю, читаю то, что говорят мои коллеги, тренеры, спортивные директора, президенты, интересные журналисты. Но часто, когда игроки говорят, они нагоняют на меня тоску. Многие, кого я считал интеллигентными, интересными людьми, после пары интервью мне надоедают. Я не хочу повторяться, и потом, когда ты говоришь, иногда должен врать.



Нельзя всегда говорить правду?

Если хочешь быть в согласии с самим собой – да. Ты всегда должен говорить то, что думаешь. Когда это касается меня – нет проблем, о когда нужно говорить о команде или клубе, то всё несколько меняется. Если спросят: почему вы сегодня проиграли? Я должен буду ответить: потому что этот ошибся, потому что вот тот не должен был играть, потому что защитник спорол чушь, потому что нападающий не забил, потому что тренер сегодня упустил игру. Если это случится из-за меня, я могу пойти на конференцию и сказать, что это всё моя вина. Если это вина партнеров, ты не можешь так поступить, ты не должен так поступать. И чем больше твоя ответственность, твое лидерство, тем больше ты должен об этом думать. Всё на благо команды, так как только это имеет значение.

Какой игрок никогда тебе не надоедал?

Двое, кто мало говорил: Андреа Пирло и Паоло Мальдини. С Андреа я лично знаком, с ним мы годами делили комнату на сборах в сборной Италии. Для меня он пример для подражания за то, что делает на поле и вне футбола. За его способность справляться с давлением, хотя в действительности он этого не делает, потому что не чувствует его; или тот факт, что он не развлекается с журналистами за кулисами. С Мальдини я лично не знаком, но у меня всегда было ощущение, что он очень откровенный человек, говорит только тогда, когда ему есть, что сказать. Многие звёзды, многие признанные игроки как примеры меня не впечатляют: кто-то мне кажется сводником, кто-то хитрецом. Он нет. У меня всегда было ощущение, что он лидер, потому что он настоящий. Мне хотелось бы быть похожим на него.

Каким виделось дело Тотти – Спаллетти изнутри?

Это была очень особенная ситуация. Давление было колоссальным, как если бы это был единственно возможный вариант. Я считаю, к этой ситуации было ошибочное отношение и со стороны публики, и газет, и тифози. Большинство стремилось не столько кого-то поддержать, сколько принять чью-то сторону, все хотели высказаться во что бы то ни стало. Я никогда не вмешивался; это как когда тебя спрашивают: кто прав, мама или папа? У меня было своё мнение, оно есть и сейчас, но это был бы ещё один голос в куче других. Кому бы это пошло на пользу? Никому. Тогда у меня появился бы вопрос.

Какой?

Кого на самом деле интересует то, что я говорю? Однажды у Агостино Ди Бартоломеи спросили, почему он не любит говорить. Он ответил: “Потому что есть риск, что сказанное мной не будет интересно”. Выражать своё мнение по тому или иному поводу не абсолютное право, хотя многие думают, что да; они считают, что в праве высказываться на любую тему. Это идет из соцсетей, которые сейчас распространены. И внимание: соцсети не проблема, проблема – люди. Один мой друг написал о связи Facebook и футбола: “Иной раз ты выходил утром в понедельник, шел в бар и знал, что из десятка тех, кто говорил о футболе, двое были местными придурками. Все знали, что они придурки, но позволяли им говорить. Проблема Facebook – это то, что теперь ты знаешь придурков со всех районов, всего города, всего мира. И ещё одна проблема – это то, что люди выражают мнение и не собираются его менять, даже если понятно, что оно ошибочно. Это стало применимо и к футболу. Интернет показывает, что ты болеешь не столько за свою команду, сколько за свое мнение, за свою правоту, за игроков, которые тебе симпатичны. И всё это связано в первую очередь с самолюбованием”.

Какие у тебя отношения с Тотти?

16 лет я позволял себе роскошь, которая в Риме мало кому доступна: знать его не только как идола. Проводя каждый день рядом с ним, ты начинаешь воспринимать это в порядке вещей, что ты находишься рядом с игроком, который не является обыкновенным футболистом. Потому что то, что он сделал, выходит за все рамки, он феномен и был им 25 лет. Тебе передается некоторое воодушевление, которое всегда у меня было как у футболиста, но в то же время отношения с Франческо всегда были как с любым другим партнером по команде, как с Тонетто, Кассетти, Вучиничем, как с Пирло в сборной. Не потому, что это, возможно, футболист того же уровня, а потому, что когда он стал моим другом, тот факт, что он самый сильный игрок в истории "Ромы", что он находится в пятерке сильнейших игроков итальянского футбола – а по-моему, он самый сильный из всех – не влияет на мое отношение к нему как к человеку. Поэтому, когда я должен был защищать его от противников, я это делал; когда нам нужно было что-то обсудить - мы разговаривали; когда у меня что-то было не в порядке, он это всегда замечал; когда надо было показать любовь к нему, я делал это, а когда надо было сказать ему, что он дурак, я говорил. Роскошь, которую в Риме никто не мог себе позволить. Потому что здесь, если ты говоришь, что Тотти не так шнурует бутсы, – это оскорбление его величества.

«16 лет я позволял себе роскошь, которая в Риме мало кому доступна: знать Тотти не только как идола»

Насколько это трудно (если трудно) – быть наследником Тотти, учитывая то, кто он для "Ромы", и то, что он ещё играет?

Очень легко. Заканчивает, не заканчивает, капитанская повязка – все эти разговоры мне не очень интересны. Я считаю, что могут быть капитаны и без повязки. Ты можешь быть великим капитаном, даже как вице-капитан. Но нам было очень легко, потому что между нами никогда не было конкуренции. Может быть, она бы и возникла, играй мы на одной и той же позиции. Были бы сравнения в манере игры, в поведении на поле, в характере. Но в том, что он признан во всем мире, Франческо недостижим и уникален. Он любим всеми, потому что забил 300 голов. Я не любим всеми, потому что не способен забить 300 голов. И потом, из-за моего характера, я говорю иногда то, что кому-то не нравится; говорю то, что думаю и, что, возможно, не всегда уместно.

Тебя никогда не наказывали за то, что ты сказал?

Если я шел говорить на публику, в зал для прессы или на интервью, я принимал ответственность за то, что мои слова могут принести сложности или мне или кому-то другому, но так было, потому что я был уверен, что это правда. В истории "Ромы" никогда не было такого, чтобы кто-то шел на пресс-конференцию, и говорил: “Я не подписываю контракт, потому что хочу больше денег”. Я всегда слышал от игроков, что они всем довольны и что они хотели бы здесь остаться, а потом они все уходили. Кроме двух игроков.

Каково было в то время?

Я говорил то, что говорят всегда: контракт мы подпишем, это только вопрос времени. Однажды меня спросили: а я почему не подписываю? Потому что хотел больше денег. И какой смысл врать? Я пошел на пресс-конференцию и сказал: да, я хочу больше денег. В такой момент ты можешь кого-то раздражать, можешь разъярить тифози, но надо говорить правду. Меня никогда не наказывали. У меня была полная уверенность, что я говорю правильные вещи, так как это правда. Если бы я говорил это сегодня, я бы лучше аргументировал свою позицию – это вопрос культуры и воспитания. В 33 года ты лучше понимаешь, как делать такие заявления. Это дело опыта и, собственно, даже языка. Если приходится говорить с прессой или публикой, всегда нужно сохранять спокойствие. Читаешь, получаешь информацию, усваиваешь и не ошибаешься. В 27 лет я был моложе и жил в другое время.

Изменилось ли за эти годы твое отношение к футболу?

Нет. Даже сейчас иногда ночью, прежде чем заснуть, я думаю о турнирной таблице: мы играем в Генуе, "Ювентус" отправляется в Кальяри; или думаю о командах, с которыми нам предстоит играть в Европе. Я это всегда делал и не могу перестать делать до сих пор. Футбол – одна из главных составляющих жизни. Иногда мы, футболисты, говорим красивые вещи: “Семья на первом месте”. Очевидно, что я очень рад благополучию моей семьи или людей, о которых забочусь. Но правда в том, что я по-прежнему посвящаю большую часть моего дня мыслям о футболе.

А эмоции от игры изменились?

Я всегда с определенной холодностью и спокойствием подходил к играм. Как-то Капелло в интервью сказал обо мне: “Личность в супермаркете не купишь”. Единственный матч, который создавал мне проблемы, – это дерби. Это важнее, чем Лига чемпионов, важнее, чем сборная. И до сих пор я испытаю огромную радость если мы выигрываем; печаль, если проигрываем; ярость, если меня не было на поле. Но так я живу более яркой жизнью, ведь я испытываю более сильные эмоции, чем в других матчах. Я пережил финал чемпионата мира в полном спокойствии. Я играл тогда с полным осознанием важности матча, но это на меня не давило. Возможно, это было несколько безрассудно с моей стороны.

Какое значение имел пенальти в Берлине в твоей карьере?

Он был важен для меня самого. Однажды, еще ребенком, я не забил решающий пенальти за "Остиамаре". В матче очень важного летнего детского турнира к 90-й минуте была ничья. И в течение игры я постоянно думал о пенальти. Я скорее надеялся проиграть, но не хотел бить пенальти. В первом дополнительном тайме по-прежнему была ничья, и я подбежал к тренеру со словами: “Я не буду бить, я не буду бить пенальти”. А он мне ответил: “Ты дурачок? Ещё впереди второй овертайм”. Я был унижен, я не бил пенальти, а мы проиграли. Помню один из редких случаев, когда отец мне дал совет. Он всегда позволял жить мне своей жизнью, всегда позволял мне совершать ошибки. В тот раз он мне сказал: “Ответственность берут на себя настоящие мужчины. Если ты этого не сделаешь, то никогда не узнаешь того, что могло бы произойти, не будешь жить полной жизнью”. С того момента я всегда брал на себя ответственность. Пенальти в Берлине стал важным моментом, потому что в спортивном плане это был жест храбрости. После удаления в матче с США я был в трудной ситуации. Я вернулся в финале Кубка мира. Для меня этот мяч означал, возможно, чуть больше, чем для остальных. Если бы я не бил, то разочаровался бы в себе.

Ну вот, мы и подошли к разочарованиям. Есть какое-то особенное?

Их было много, потому что я очень самокритичен. Что касается футбола, то иногда я ненавидел себя от того, как играл. Случались и семейные разочарования, личные, но всё это лишь временные неприятности. То, что меня по-настоящему опустошает, разочаровывает, заставляет стыдиться – это неверность, непоследовательность, нечестность. Несколько раз я замечал это и в самом себе. Я осуждаю людей. Я сужу всех, моя жена всегда мне это говорит. Человек может легко меня разочаровать. Но я не осуждаю ошибки, а только нечестность, трусость или отсутствие ясности.



Кем бы был Де Росси без футбола?

Я не знаю, ведь футбол стал важной частью моей жизни. Он способствовал тому, чтобы я стал тем, кто есть, помог ужиться со страхами, например, с боязнью летать. Как-то, увидев меня в ужасе, Капелло разозлился и сказал: “А ты знаешь, сколько самолетов летает в день?” Может, я успокоился, потому что он знал точное число, а если и нет, никто бы не осмелился с ним спорить. И потом: “Ты думаешь, что он упадет, потому что ты на борту? Ты что, блондинка?”.

Какую роль сыграл Капелло?

Иметь тогда Капелло тренером было фундаментально, он меня выковал. Если ты должен был терпеть его плохое обращение, то ты счастливчик, потому что он делал это только в том случае, если обращал на тебя внимание. У него была страсть ко мне как футболисту, и, возможно, это стало самой большой удачей в моей жизни.

Фёллер?

Это человек, с которым я мало пережил. Уходя, он сказал нам: “Я приходил, чтобы быть вашим другом”. Но проблем в команде тогда было слишком много.

Пранделли?

Большая культура, большие идеи. Он один из тех, кто учит играть в футбол. В сборной в первые два года он делал сумасшедшие вещи.

Раньери?

С ним я пережил самый славный сезон. Тактически подготовленный, великолепный мотиватор. Пожалуй, самое лучшее, чего он добился, когда принял "Рому", у которой тогда были большие проблемы, он почти выиграл скудетто. И главное, он выиграл Премьер-лигу с "Лестером".

Монтелла?

Предназначенный, умнейший, подготовленный. Как все умные люди, он всегда хочет быть прав. А чтобы быть правым, нужно быть готовым. Когда спросили мое мнение о том, какого взять тренера, я предложил Монтеллу.

«У меня было два из десяти лучших тренеров мира: Спаллетти и Конте. Третий это Луис Энрике»

Луис Энрике?

К нему я испытывал настоящую страсть. Он увлек меня футболом другого типа. В первый день тренировки он запустил мяч в воздух, мы все подошли к нему вплотную, как дети в футбольной школе. Он проделал огромную работу с точки зрения тактики и общих схем игры. Он тренировал команду менее сильную, чем те, что были у него после, и даже менее сильную, чем следующий состав "Ромы". Он как-то сказал: “Я одинаково отношусь как к более важным игрокам в команде, так и к менее важным”. И я был одним из ключевых игроков, которых он наказывал, что сделало его только более интересным в моих глазах.

Гарсия?

Он принял команду и город в трудный период и вернул их в колею, проделал чудовищно большую работу. Мне жаль, что помнят только последний его период. В начале мы играли очень хорошо, и он создал большую команду.

Спаллетти?

Этот тренер повлиял на меня больше всех. Он взял меня ещё очень молодым футболистом. Сегодня, когда слышу, как игроки говорят о ситуации, о заменах, я понимаю, что думал об этом ещё час назад. Я начал смотреть на футбол глазами этого тренера, и это красивое видение.

Конте?

Я говорил много раз, что он меня поразил. Он позвонил мне и был откровенен: “Если ты готов на 100 %, я всё на тебя поставлю, иначе не вызову”. Я люблю таких людей – тех, кто говорит правду. Как тактик он монстр, как зверь у поля. Не просто быть его игроком, но это прекрасно. Если бы мне пришлось однажды стать тренером, я бы взял много от него, Спаллетти и Луиса Энрике.

Никогда не думал о тренерском будущем?

Я мог бы им стать. Я вижу много игроков, которые говорят: я никогда не стану тренером, когда закончу с футболом, буду только отдыхать. А через полгода они сделали бы что угодно, чтобы тренировать хотя бы команду Серии С. Я, наоборот, не исключаю такого варианта. Я счастливчик, у меня было два из десяти лучших тренеров мира: Спаллетти и Конте, третий Луис Энрике. С Гвардиолой я играл, и если бы я должен был принять тренерский мостик, то попросился бы к нему, чтобы посмотреть на него в деле. Да, тренировать – это, пожалуй, то, что я бы хотел делать. Не сразу, но со временем это может меня заинтересовать.

***
Джузеппе Де Беллис
06.06.2017